"Прафесія сэрдца" — так акрэсліла сваю працу бібліятэкар Зінаіда Станкевіч
Зінаіда Генадзьеўна працуе ў Цімкавічах другі год. А пачынала сваю працоўную дзейнасць бібліятэкарам Чарнагубаўскай сельскай бібліятэкі. Больш за 30 гадоў аддала яна бібліятэчнай справе. “Калі неабходна, усю бібліятэку пераварушу, а патрэбную кнігу знайду. Чытач для мяне – усё”, — такое прафесійнае крэда Зінаіды Генадзьеўны. Выдатна ведае прыхільнасці і захапленні сваіх пастаянных чытачоў, а таму заўсёды параіць, якую кнігу лепш узяць пачытаць. Калі патрэбная чытачу кніга адсутнічае ў фондзе, то бібліятэкар прапануе яму магчымасці міжбібліятэчнага абанемента. Яе прафесіяналізм адчуваюць і высока цэняць чытачы.
Сама ж Зінаіда Станкевіч упэўнена, што прафесія бібліятэкара трымаецца на самаадданасці і паўсядзённай працы. Зінаіда Генадзьеўна лічыць, што сёння, нягледзячы на сучасныя сродкі інфармацыі, цікаўнасць да кніг не згасне. Кніга ніколі не адыдзе ў нябыт. Пакуль будзе кніга – будуць бібліятэкі, будуць чытачы.
Ініцыятыўнасць, добразычлівасць, уважлівасць, ветлівасць, творчы падыход да спраў – гэта далёка не поўны пералік як прафесійных, так і чалавечых якасцей Зінаіды Генадзьеўны. Сваю працу яна выбрала назаўсёды, акрэсліўшы яе, як “прафесію сэрца”. У вольны ад працы час яна займаецца выхаваннем унукаў. А яшчэ яна захапляецца пакаёвым кветкаводствам.
З павагай - калегі
Ніколі савецкія людзі, якія глядзелі ў твар смерці, не забудуць тыя жахлівыя гадзіны пачатку Вялікай Айчыннай вайны, калі ўсе мужчыны прызыўнога ўзросту накіраваліся на зборны пункт для адпраўкі на фронт.
Жонкі развітваліся з мужамі, дзеці – з бацькамі, матулі – з сынамі, дзяўчаты – з каханымі. Крык, плач, слёзы, ад якіх болем сціскалася сэрца і замірала душа. Разам з усімі пайшоў абараняць родную краіну і мой стрыечны брат Валодзя з вёскі Вялікая Раёўка, якому было 19 гадоў, адзіны сын у сям’і Вольгі. Вёска прыціхла, ахутаная тужлівасцю, і з вялікім жахам углядвалася ў неба, калі на ўсход адзін за другім ляцелі самалёты з чорнымі крыжамі. Хутка на вуліцы з’явіліся першыя немцы. А лясамі ды палеткамі, групамі і па адным, стомленыя і галодныя, выбіраліся з акружэння чырвонаармейцы. Іншы раз яны нарываліся на фашыстаў і траплялі ў палон. Пад адкрытым небам узнікалі лагеры ваеннапалонных. Лагер абносіўся калючым дротам, вакол якога з аўтаматамі стаялі канвойныя.
Разнеслася чутка, што калі маці пазнае свайго сына, то фашысты выпускаюць яго з палону. Вольга даведалася, дзе знаходзіцца лагер палонных салдат Чырвонай Арміі.
І вось яна побач з ім. Абыходзячы бокам вартавых, пільна ўглядалася ў твары палонных байцоў і няспынна пыталася: “Валодзю Дзейка, сына майго, не бачылі? Не сустракалі?” “Хто Дзейка Уладзімір? Адгукніцеся. Маці прыйшла”, — сабраўшы сілы, гукнуў малады баец. “Молчат! Цюрык! Шнэль”, — закрычаў канвойны і прыкладам у спіну ада-гнаў жанчыну. Але яна зайшла з другога боку і зноў клікала сына. “Спытайцеся ў тых, што спяць. Разбудзіце іх”, — прасіла Вольга, паказваючы на тых, што ляжалі каля дроту. “Яны не спяць. Гэта мёртвыя, ад ран памерлі. А вунь таго – ноччу застрэлілі. Спрабаваў уцячы”, — адказвалі палонныя. Толькі цяпер яна заўважыла, што воддаль пяць чалавек пад наглядам вартавых капаюць для іх магілу. І раптам яе ахапіў жах, што сярод мёртвых можа быць і яе сын Валодзя. “Твары іх адкрыйце”, — прасіла яна. І гэтыя секунды, калі адзін з палонных знімаў з твараў загінуўшых пілоткі, быццам нажамі пранізвалі яе наскрозь. Не… не ён. Ёй здавалася, што яна вось-вось пазбавіцца розуму і зваліцца ў бяспамяцтве: “Божухна!.. Яны ж такія маладыя, зусім яшчэ падлеткі, іх родныя, маці таксама чакаюць, спадзяюцца, — і слёзы пакаціліся з вачэй. — Дзеткі родныя, за што яны вас? За што плачуць сіроты і ўдовы?” Вольга ўзняла рукі да неба і ўбачыла, што адзін з палонных, які капаў яму, раптам кінуўся ў бок лясной сцяжынкі. Вартавы схапіў аўтамат, і чарга разанула наўздагон салдату. Ён азірнуўся і, пятляючы ў бакі, што ёсць сілы, бег да лесу. Ён падаў, перакочваўся то ў адзін, то ў другі бок, падхопліваўся і зноў бег. “Не страляйце! Пабойцеся Бога!” – усклікнула Вольга. Афіцэр у шаленстве закрычаў: “Цюрык, русіш швайн”, — і ўдарам бота паваліў яе на зямлю. “То ёсць рускі зольдат! Яго надо страляйт!” – і, выхапіўшы аўтамат у другога немца, ужо з калена расстрэльваў палоннага, які раптам асунуўся на вытаптаную траву, густа ўсыпаную патронамі, якія яшчэ дымелі.
Немцы, як шалёныя сабакі, аб нечым перагаварваліся, чапляючы на плечы аўтаматы. І Вольга адышла ў бок, каб наплакацца ўволю па дзецях, якія паміраюць, гінуць ад рук іншаземцаў на роднай зямлі. А ў жалобным маўчанні глуха шапацела зямля, засыпаючы целы загінуўшых. У сонечным небе спявалі жаўрукі, недзе паблізу плакалі лугавыя чайкі. Лічыла гады зязюля. Магчыма, яна дарыла іх тым байцам, хто застаўся ў жывых, — сынам, каб іх дачакаліся маці, якія днём і ноччу думалі пра сваіх дзяцей. Спадзяваліся і верылі ў іх вяртанне.
Свайго сыночка Вольга чакала ўсё жыццё і не дачакалася. Так і адышла ў нябыт са слязьмі на вачах.
Леаніда КУЛЬБІЦКАЯ,
Клецкі раён
Спрадвеку беларускі народ адзначаўся сваей гасціннасцю і ветлівасцю. Нашы продкі перадалі нам у спадчыну больш за 200 адзінак вітання са сваякамі і чужымі, знаёмымі і незнаёмымі. I сёння ў вёсках Беларусі захаваўся каштоўны звычай вітаць незнаёмых людзей. А як гэта добра, калі сусед з табой вітаецца на лесвічнай пляцоўцы, калі людзі раніцой пры сустрэчы прыязна і пяшчотна ўсміхаюцца. I як жахліва, калі бачыш, што нават суседзі па лесвічнай пляцоўцы не ведаюць адзін аднаго...
Беларусы лічылі , што ў сувязі з верай у добрую ці нядобрую сустрэчу сам этыкет прывітанняў нават мог нейтралізаваць злое і паганае.
Прыемна нам штодзённа чуць: «Добры дзень!», «Добрага дня!», «Дабрыдзень», «Добрага ранку!», «Добрай раніцы», «Добры вечар», «Добрага вечару». «Дабранач!», «Як пачуваешся?», «Як маешся?» Прынамсі, пашыраны і інверсійны парадак у некаторых прывітаннях: «Дзень добры!», «Вечар добры!». Зразумела, што тут прыметнік «добры» - не проста нейкае азначэнне, а нават слоўна-магічнае пажаданне менавіта добрых раніц, дзён, вечароў.
Як бачым, народ хацеў спрадвеку не проста добра павітацца, але і каб людзі ад гэтага станавіліся яшчэ больш добрымі, шчырымі і сардэчнымі. Калі чалавек заходзіў у госці, а сям’я вячэрала, ён абавязкова выказваў пажаданне смачнай ежы - «Смачна есці!».
Мы ўжо прызвычаіліся, што нам штодзённа жадаюць добрага здароўя. Ёсць у народа выразы, якія маюць высокую ступень ветлівасці - «Маё шанаванне!», « Гонар маю!». Пры сустрэчах мае суайчыннікі традыцыйна выкарыстоўвалі паклоны, пацалункі, цёплы поціск рукі.
Дабро, канешне ж, не ляжыць на дарозе, яго выпадкова не падбярэш. Дабрыні чалавек у чалавека вучыцца. I добрым, людскім словам у нашых суадносінах, лічу, належыць вялікае значэнне. I як жахліва, што падчас чалавек наш толькі тады пачувае сябе здаровым, калі здолеў як мага больш балюча ўкусіць бліжняга, абліць памыямі-чуткамі яго ў размове. Запомніце: калі чалавек гаворыць нешта брыдкае вам пра некага іншага, можаце быць упэўнены - другім разам з гэтым самым іншым ён будзе чыхвосціць вас... Беларуская прыказка вучыць нас: «Ад ліха ціха і дабра не чуваць»!
Злое ж хутка забываецца, помніцца добрае. I галоўнае ў чалавеку - гэта яго здольнасць рабіць добрае. Дабро ствараецца толькі разумнымі людзьмі. I чалавек павінен імкнуцца да таго, каб на Зямлі было як мала менш зла.
I як дрэнна, што адыходзіць у нябыт такі звычай - вітаць у паштоўках з надыходзячымі святамі. А некалі ж паштальёны стамляліся разносіць гэтыя пасланні па паштовых скрынках... Напрыканцы мне хацелася б згадаць радкі Джамі: «Нікому ты не можаш быць суддзёй. Пакуль к дабру не звернуты душой!..»
Канстанцін КАРНЯЛЮК,
педагог, г. Віцебск