[caption id="attachment_36984" align="aligncenter" width="570"]
Солдаты Особого русского экспедиционного корпуса в окопах[/caption]
К 100-летию Первой мировой войны (1914-1918 гг.)
Мы продолжаем публиковать отрывки из рукописи нашего земляка Ивана Ефимовича Кошманова, над которой он работал на протяжении 10 лет.
(Продолжение. Начало в №№ 57, 59, 61)
В середине октября 1916 года 1-ю Особую русскую пехотную бригаду отвели с фронта в лагерь Майи (Мальи) на отдых. В начале декабря, примерно через полтора месяца, пополнив бригаду вооружением и боеприпасами, ее направили на фронтовой участок в районе Силери возле Реймса, где русские солдаты сменили французские части. Участок располагался в низменной местности, кое-где был залит водой и плохо обустроен. Погода тоже не радовала, все время была промозглой: холодной, сырой, ветреной, но солдаты не жаловались. Их больше стали возмущать слишком частые набеги по приказу командования в немецкие траншеи, после которых следовали сильные артиллерийские обстрелы противника, а прятаться было негде, и батальоны бригады несли постоянные людские потери. Настроение русских солдат начало падать. Но, несмотря на постоянные людские потери и трудности фронтовой жизни, Особый русский экспедиционный корпус во Франции продолжал героические боевые действия на Западном фронте совместно с французскими, английскими и бельгийскими войсками.
В ночь на 10 марта 1917 года батальоны 1-й Особой русской пехотной бригады были подняты по боевой тревоге и ускоренным маршем направились на новый участок фронта северо-западнее Реймса. Здесь они сменили французские части, в которых среди солдат началось сильное брожение из-за тягот войны и громадных людских потерь на фронтах. Боевой участок батальонам бригады был отведен на возвышенности возле реки Эн. Отведенные позиции были беспокойные, но русские солдаты уже привыкли ко всему и не жаловались. Снова начались фронтовые будни с боевыми поисками, вылазками, контратаками, перестрелками, контрбатарейной артиллерийской борьбой, отражением все усиливающегося воздушного авиационного нападения.
В один из дней пребывания 1-й Особой русской пехотной бригады на фронтовой позиции в районе северо-западнее Реймса личный состав бригады получил известие, что в России царь отрекся от престола и к власти пришло Временное правительство, а в воинских частях разрешено создавать солдатские комитеты.
В 1-й Особой русской пехотной бригаде сразу же в присутствии генерал-майора Лохвицкого был избран бригадный солдатский комитет из двенадцати человек. По единодушному мнению председателем бригадного солдатского комитета был избран рядовой 1-го Особого русского полка Ян Болтайтис. Бригадное собрание решило принять участие в готовящемся на Западном фронте предстоящем большом наступлении.
В эти дни 1-я Особая русская пехотная бригада понесла немалые потери от артиллерийского обстрела противником занимаемых ею позиций и взрыва, по этой причине, крупного французского склада артиллерийских снарядов, расположенного вблизи тыловых позиций соединения. Погибло около двухсот русских и французских солдат, работающих на складе или находящихся на тыловых позициях невдалеке от склада. Все это еще больше ухудшило настроение солдат.
Григорий Моисеевич Кошман продолжал:
— Уже в конце 1916 года к нам во Францию стали поступать тревожные сведения с родины: в отдельных губерниях голод, крестьянские бунты, казачьи расправы; в крупных городах забастовки, стачки рабочих; у хлебных магазинов Петербурга, Москвы и других промышленных центров очереди — первый признак ухудшающегося положения в стране.
Не радовали и сведения с Восточного фронта: повальное отступление русских армий в Прибалтике; волнения солдат в соединениях на передовых позициях; массовые людские потери в армиях от новых видов немецкого оружия, особенно газовых атак, огнеметов, тяжелой артиллерии, быстро растущей авиации и других боевых средств.
4 марта 1917 года (по старому стилю) наша 3-я Особая русская пехотная бригада возвратилась с фронта в военный лагерь Майи (Мальи). Не успели мы еще расположиться на отдых, как новое удручающее сообщение: в России царь отрекся от престола. Это повергло всех нас в уныние, солдаты из Уфимской губернии нашептывали пугающую пословицу: «Без царя — народ сирота!» Все мы были в растерянности. Офицеры долгое время скрывали от солдат события, происходившие в России. Открыто сказал нам об отречении царя от престола только командир нашего 6-го полка его высокоблагородие полковник Семенов.
И вдруг успокаивающая новость: в России свершилась Февральская революция, создано Временное правительство. Нам объявили, что мы, солдаты, уже не «нижние чины», а «господа солдаты», командиры — «господин генерал», «господин полковник», «господин поручик» и т. д. За обращение «ваше благородие», «ваше превосходительство» даже начали наказывать. Сразу же были отменены оскорбляющие человеческое достоинство наказания солдат: мордобойство, порка розгами, даже тяжелое двухчасовое стояние с полной выкладкой по стойке «смирно» возле командирской палатки.
Вскоре еще одно сообщение: в связи с демократизацией армейских порядков в ротах, батальонах, полках и бригадах корпуса разрешено создавать солдатские комитеты, которые наделялись правом отменять приказы командиров, не соответствующие принятым воинским уставом, наносящие в любой форме вред или оскорбление солдату. В 3-й Особой русской пехотной бригаде был избран солдатский комитет, сразу подпавший под влияние офицеров, беспрекословно выполнявший все приказы командования бригады. Интересы рядовых солдат он не защищал.
В нашем 6-м полку председателем полкового солдатского комитета был избран рядовой солдат из 2-й роты, уроженец г. Тулы Родин. Он имел Георгиевский крест 4-й степени, хорошо владел ручным пулеметом, был смелым в бою, но больше всего он нравился всем нам своей серьезностью, деловитостью, да и приятным, хорошим, звонким голосом, сразу выделившим его в запевалы.
В военном лагере Майи (Мальи) отдыхать нам долго не дали. Уже 6 марта 1917 года нас ночью подняли по боевой тревоге и ускоренным маршем повели к г. Бримону. Положение на Западном фронте в это время было крайне тяжелое. Немецкие армии повсеместно нависали над французскими позициями, а в районе г. Нуайон катастрофически приблизились к столице Франции Парижу, о чем открыто поставило нас в известность командование Особого русского экспедиционного корпуса.
Нуайонский выступ, как его окрестили военные штабы союзных войск, да и все население Франции, был настоящей занозой в теле страны. Об этом открыто писали не только французские газеты, но и обсуждали чуть ли не за каждым столом в кафе рядовые французы и русские солдаты.
Мы прибыли под г. Бримон, превращенный в форт, и заняли участок фронта. С первого дня мы не дали немцам спокойно сидеть за их многочисленными колючими заграждениями, глубокими окопами и траншеями. Как и на прежнем участке фронта мы ходили за немецкими «языками», внезапными атаками выбивали врага с небольших высот, обрезали его малейшие вклинения в нашу оборону, в свою пользу улучшали конфигурацию боевых позиций, повышали устойчивость занимаемых участков фронта.
Немецкие войска тоже не сидели сложа руки. Они вели тяжелые, изнурительные артиллерийские обстрелы наших позиций, бросались в атаки на наши укрепленные боевые участки, что вызывало с нашей стороны контратаки. В таких ситуациях мгновенное сближение двух враждующих сил нередко перерастало в жесточайшую, кровавую схватку, в которой каждый солдат — и наш, и противника — превращался в зверя и, зло работая штыком и прикладом, в бешенстве забывал обо всем, видел перед собой только врага, которого необходимо было уничтожить первым. И надо признать, такие боевые свалки, как всегда, приносили нам победу. Вот где мы быстро убедились: немецкий солдат — хороший солдат, но русских штыковых ударов не выдерживает, даже боится, в бою больше надеется на огнестрельное оружие.
(Продолжение следует) 
Комментарии